— Давайте не будем снова обсуждать это, — поморщился мистер Бьюмарис. — Что же вы будете делать, если я не погашу ваши долги?
— Я собираюсь записаться в кавалерийский полк, если меня возьмут, — признался Бертрам. — Не под своим именем, конечно!
— Да, я думаю, кавалерийский полк — это то, что вам нужно, — сказал мистер Бьюмарис. — Только было бы гораздо лучше для вас и для всех нас, если бы вы служили там под своим именем, в чине корнета. Вы куда хотите? В гусарский полк?
От этих слов Бертрам сначала покраснел, потом побледнел и, судорожно сглотнув, наконец произнес:
— Неужели вы хотите сказать?.. После всего?.. Я… нет… Сэр, это правда?
— Да, конечно. Только дайте мне ваши счета.
— Нет, я не заслуживаю этого, — все еще не в силах прийти в себя, тихо проговорил Бертрам.
— Счета!
Бертрам, который уже погрузился в сладкие мечты, вздрогнул и сказал:
— Ах, счета! Да, они все здесь… Только вы будете шокированы, увидев, сколько я потратил, и…
— Ничто не может меня шокировать, — ответил мистер Бьюмарис, протягивая руку. Он положил пачку смятых бумаг в карман плаща и сказал:
— Я сделаю так, чтобы никто из ваших кредиторов не узнал, что не вы оплатили их. Вы должны еще кому-нибудь здесь, кроме счета за гостиницу?
Бертрам покачал головой.
— Нет. Белла отдала мне все деньги, какие у нее были, когда приходила ко мне, не сюда… Вы, боюсь, будете недовольны. Я тоже не хотел… Но этот бестолковый Феликс привел ее. Это было ужасное место. Но она пришла в эти трущобы. И во всем я виноват.
— Меня это тревожит, — сказал мистер Бьюмарис. — Надеюсь, она не присмотрела там какого-нибудь нищего, которого посчитает своим долгом облагодетельствовать?
— Не думаю, — ответил Бертрам. — Феликс, правда, сказал, что она разговаривала с одной женщиной, которую там все зовут Квартальной Сью. Эта пьянчужка давала своему ребенку джин, а Белла сунула ей шиллинг, чтобы та купила молока. И еще, сэр… Я очень жалею, что так вышло… Но Феликс сказал, они случайно столкнулись… там, на лестнице с… Пивной Кружкой… Ну, так зовут ту девушку, которая нашла меня, когда я ничего не соображал, и привела меня туда. Она… была очень добра ко мне, заботилась, по-своему, конечно. И Белла вбила себе в голову, что она должна этой… за то, что та смотрела за мной. Но все в порядке — я дал ей пять фунтов из тех денег, что Белла оставила мне.
— Господи, помоги! — простонал мистер Бьюмарис. — Она еще захочет, чтобы я приютил эту мадам! Как вы сказали? Пивная Кружка? О Господи!
— Да нет! Что вы, сэр! — воскликнул Бертрам. — Почему она захочет?
— Да потому, что это вошло у нее в привычку, — горько сказал мистер Бьюмарис. — Ведь я уже приютил этого пса!
— Вы хотите сказать, что Белла дала его вам? Очень нехорошо с ее стороны. Разве такая собака подходит вам, сэр?
— Весь Лондон считает, что не подходит. Даже хозяин этой таверны хотел выгнать его из бара. — Он достал бумажник и, вынув несколько купюр, положил их на стол:
— Вот возьмите: оплатите счет здесь, выкупите то, что заложили, и с первой же почтовой каретой возвращайтесь в Харрогит. По-моему, все экипажи на север идут рано утром, поэтому вам лучше провести ночь в гостинице, откуда они отправляются. Несколько дней на свежем воздухе пойдут вам на пользу, вы оправитесь после чрезмерного употребления бренди и, когда приедете домой, ваш отец ни о чем не догадается.
Бертрам хотел что-то сказать, но не смог, он снова попытался заговорить и, наконец, произнес хриплым голосом:
— Я… не… смогу отблагодарить вас, но знаю, что все это ради Беллы… Но я могу сделать одну вещь… и я сделаю это… Я обо всем расскажу отцу, сэр… и если он решит, что после всего, что я натворил, мне нельзя поступать в гусарский полк… Ну, что ж, так мне и надо!
— Да, — сказал мистер Бьюмарис, — это очень благородно. Но мне всегда казалось, что прежде чем признаваться в чем-то, надо подумать — не принесешь ли ты человеку своим признанием лишних страданий.
Бертрам задумался.
— Вы думаете, не нужно ничего говорить отцу, сэр?
— Не только думаю: я категорически запрещаю вам делать это!
— Но мне не хотелось бы обманывать отца, — покраснев, сказал Бертрам. — Понимаете…
— Очень хорошо понимаю. Достаточно того, что вы раскаялись. Дома скажете, что жили в Беркшире у Скантопа. И забудьте о том, что вообще были в Лондоне. — Он встал и протянул руку. — Мне пора. И перестаньте мучиться, будто вы нарушили все десять заповедей. В вашем положении мог оказаться любой парень, приехавший впервые в столицу. Ну, четверо из пяти — точно! Вы получили хороший урок и когда в следующий раз приедете в Лондон, будете умнее!
— Я никогда не посмею еще раз появиться здесь, — с грустью сказал Бертрам. — А вам спасибо за добрые слова.
— Чепуха! Несколько лет службы — и вы станете лихим красавцем-капитаном с пышными бакенбардами. Никто не узнает вас. Да, кстати, не беспокойте больше свою сестру: она очень занята сегодня. Я ей скажу, что вы благополучно отбыли в Йоркшир. Улисс, перестань чесаться! Что ж ты меня позоришь! Будь хоть чуть-чуть достоин своего хозяина! Да, мы сейчас пойдем, только не надо так неприлично скакать. — Он взял перчатки, пожал Бертраму руку и направился к двери, но вдруг, будто вспомнив что-то, засунул руку во внутренний карман и сказал:
— Общение с этим псом, который, я не сомневаюсь, водил дружбу со всеми городскими воришками, оказывает на меня дурное влияние. Ваши часы, Бертрам!
Тот короткий промежуток времени, который оставался до тайного бракосочетания, был заполнен у мистера Бьюмариса многочисленными хлопотами. Он дал указания кучеру и форейтору, ему даже пришлось выезжать за город. Однако он не предпринимал никаких шагов, чтобы получить специальное разрешение. А это означало, что церемония бракосочетания состоится в Гретне-Грин, чтобы избежать соблюдения подобающего такому случаю обряда, что, конечно, немало удивило бы его знакомых, которые и не подозревали о странном намерении Несравненного. Однако поведение мистера Бьюмариса ничем не отличалось от обычного, поэтому никто ни о чем не догадывался и не ломал голову над его столь необычной выходкой. И только будущая невеста в промежутках между светскими развлечениями предавалась глубоким размышлениям о предстоящем событии.